Л. И. Щеблыкина
А. В. ДРУЖИНИН О РОМАНЕ И. А. ГОНЧАРОВА "ОБЛОМОВ" (МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)
До недавнего времени наша наука в критическом анализе романа И. А. Гончарова "Обломов" опиралась в основном на мнение Н. А. Добролюбова, который, как известно, рассматривал характер Обломова в общественном плане, фиксируя свое внимание на социальной стороне обломовщины как явления русской жизни. Не ставя под сомнение заслугу Добролюбова в оценке романа, хотелось бы обратить внимание и на другие подходы к этому произведению. В частности, на статью А. В. Дружинина, появившуюся в том же году, что и статья Н. А. Добролюбова, но несколько позже — в 12 номере журнала "Библиотека для чтения" за 1859 год.
180
В общем и целом позиция Дружинина достаточно известна, но хотелось бы обратить внимание на такие моменты, которые мало или совсем не привлекали внимание исследователей.
Прежде всего в своем анализе Дружинин исходит из то го, что Гончаров "есть художник чистый и независимый"1. Этот тезис критика требует некоторого уточнения. Дело в том, что имя А. В. Дружинина в советском литературоведении было представлено в основном с негативной стороны как апологета отвлеченного искусства, оторванного от реалий земной жизни, как теоретика "искусства для искусства", представителя либерально-реакционных кругов дворянской интеллигенции и т. д. Односторонность подобных суждений очевидна, и в настоящее время взгляд на деятельность Дружинина изменяется в сторону объективного признания его заслуг перед отечественной словесностью.
В связи с этим, необходимо отойти от стереотипа и в понимании термина "чистое искусство". Сам А. В. Дружинин почти в каждой своей работе вынужден был вновь и вновь разъяснять эстетические положения своей "артистической" (термин Дружинина) теории. Вот и в статье о романе "Обломов" характеристику образа главного героя он предваряет теоретическими рассуждениями о значении великих, т. е. "чистых", художников. Заметим также, что "чистое" у Дружинина не значит бесплодное, отвлеченное, лишенное каких бы то ни было земных соответствий. Чистое — это прежде всего духовно наполненное, это та степень духовной красоты и нравственного совершенства, явленная в произведениях искусства, та высота, к которой должен стремиться каждый художник, ибо он ответственен перед Богом и людьми за цельность и чистоту идеала, выраженного в его творениях. Дружинин считал, что значение таких произведений неизмеримо возрастет "в эпохи сомнения или отрицания"2, так как именно чистый художник, т. е. свободный от влияния сиюминутных модных идеологических пристрастий, может быть опорой человеческой душе. "Поэзия есть солнце нашего внутреннего мира"3, — говорил Дружинин. И солнце это должно служить вечным неизбывным ценностям Красоты, Добра и Правды в их высшем, идеальном проявлении. А в "период тревожной практической деятельности, при столкновении научных и политических теорий"4 внутренний мир человека расшатывается, колеблется. По этому только чистый источник поможет укрепить, как бы защитить нашу душу от житейского разврата.
Таким образом, утверждая за Гончаровым эпитет "чистый", Дружинин тем самым подчеркивает объективную манеру
181
повествования писателя, рожденную глубоким чувством реализма. Но реализм этот, по замечанию Дружинина, лишен "сухой натуральности", "постоянно согрет глубокой поэзиею"5.
Именно на поэтическую сторону натуры Ильи Обломова направлено внимание критика. Поэтому Обломов вызывает не одно только раздражение (это, как считает Дружинин, поверхностный взгляд на его характер), а и уважение не только у читателей, но и у персонажей, которые окружают героя.
В чем же видится Дружинину источник такого теплого чувства?
Во-первых, многое разъясняет сон Обломова. И здесь мнение критика расходится с традиционным представлением об Обломовке как царстве сна, застоя и рутины. Дружинин находит в "Сне" глубокий и чистый смысл, помогающий понять и полюбить душу героя: "Сон Обломова" не только осветил, уяснил и разумно опоэтизировал все лицо героя, но еще тысячью невидимых скреп связал его с сердцем русского читателя"6.
Действительно, все то, что дано в главе "Сон Обломова", представляет вдумчивому, не лишенному связи с родной почвой, читателю поэзию деревенского бытия с ее размеренным, неторопливым, естественным (что очень важно под черкнуть) ходом жизни, в гармонии с окружающим миром, природой. Заботы, которыми живут обитатели Обломовки, их хлопоты понятны и объяснимы с точки зрения нормальных, не изломанных рациональными "премудростями" представлений о существе и, если угодно, "правилах" жизни. "Правильно и невозмутимо совершается там годовой круг"7, — читаем у Гончарова. Жизнь обломовцев не столь бурлива, может показаться однообразной в череде повторяющихся календарных событий, но она не заражена нравственными болезнями, какими страдает множество людей суетно-практического мира. Обломовцы, по замечанию Гончарова, "не принимали за жизнь круговорота вечных стремлений куда-то, к чему-то"8, справедливо опасаясь нарушить целостность традиционного жизненного уклада, завещанного прадеда ми как основы мудрости и душевной чистоты.
Картины безмятежного обломовского бытия противопоставлены в романе искусственно-ложным стимулам наступающего "прагматического" века, утратившего к тому же и связь с коренными, национальными основами жизни. А то, что такая связь дает "бесконечную пищу уму и сердцу"9, что она как раз и определяет поэзию родового "гнезда"
182
Обломова, те самые "невидимые скрепы", о которых говорит Дружинин,— все это лишний раз заставляет нас задуматься о том, какой глубокий философский смысл заключен в "Сне Обломова".
Именно из детства вынес барин Обломов представления о высоком назначении человеческой жизни. Когда Обломов рассуждает о современном человеке, который, по его мнению, раздробляется и рассыпается на недостойные занятия, — правота его очевидна. Так как жалки и презренны, по сравнению с Обломовым, такие люди, как Волков: ему в один день в десять мест поспеть нужно. Или бездушный канцелярский исполнитель Судьбинский, лишенный воли и живого человеческого чувства. А журнальный поденщик Пенкин — собиратель грязных новостей — вызывает гневное осуждение Обломова, со справедливостью которого нельзя не согласиться. В этот момент рождается наше понимание внутренней драмы Обломова, сочувствие к нему, так как становится ясно, что он не приемлет наступления голого рационализма, пошлости, отсутствия любви и сострадания к человеку. Его духовному взору открывается безрадостная картина петербургской жизни, где суета человеческих запросов. Не трудно догадаться, что это одна из причин, по которой Илья Ильич не хочет вставать с дивана.
В таком изображении характера Дружинин видит руку мастера-живописца, не упускающего ни одной мелочи, подробности, соединяющего все детали повествования в цельную, многогранную картину русского мира, частью которого является сам Обломов.
Примечательно, что Дружинин, упоминая о ласковости и детской чистоте души Обломова, придает этому качеству столь большое значение, что сама леность натуры героя не то что исчезает, а как бы обретает другое, более терпимое качество. И выступает не столько как порок, а как дополнение к чистоте и мягкости души Обломова, как своеобразная зашита от растления, уродливых подчас форм "активной" жизни, какую ведут Пенкины и Судьбинские.
Критик подчеркивает, что лучшие свойства натуры Обломова буквально озаряются, наполняются новым привлекательным светом через любовь к Ольге Ильинской. Действительно, мы привычно говорим о безволии и страхе его перед браком с Ольгой, забывая при этом, что самый его отказ от нее в такой же степени, а, может быть, и большей, предопределен внутренней стыдливостью Обломова за свою беспомощность и, в конечном счете, — желанием блага для любимой, которая, конечно, была бы обременена новыми заботами, если бы их брак состоялся. То есть в его отказе
183
от Ольги проявилось благородство, а не только дряблость и безволие натуры.
Дружинин признает право читателей на справедливое негодование в адрес Обломова. Но он решительно выступает в защиту "внутреннего", если так можно выразиться, Обломова, не чуждого нравственно-духовным ощущениям. Да, обломовщина нестерпима в общественном быту как явление социальной жизни, как тип поведения, но Дружинин не признает ее "плодом гнилости и растления": он "не безнравственный эгоист, ...неспособен к злому делу, чист духом, не извращен житейскими софизмами — и, несмотря на всю свою жизненную бесполезность, законно завладевает симпатией всех окружающих его лиц"10.
В этих свойствах Обломова видится Дружинину отражение положительных черт русского национального характера, сформировавшегося, добавим от себя, в лоне Православия. Само обломовское неприятие противоречий социального мира, оно в своих глубинных истоках связано, как нам думается, с христианским миропониманием ценностей человеческого бытия. Очень многие понятия и ощущения героя предопределены нравственными принципами православного менталитета.
И тут впору поставить вопрос: что же остановило Обломова в жизни, и с каким Обломовым большей частью мы имеем дело? Опираясь на статью Дружинина, можно, вероятно, сказать, что в романе изображен уже духовно мертвый Обломов. Однако необходимо подчеркнуть, что его духовная смерть есть ответ на бездуховность окружающего мира. Всей логикой своего поведения Обломов как бы говорит: лучше не жить совсем, чем жить так, как те, с кем сталкивает его жизнь. К таким выводам невольно приходим, вникая в анализ А. В. Дружинина.
Не случайно поэтому критик указывает далее и на мировую значимость того, что происходит с Ильей Обломовым. В типологическом разрезе Обломов представляет образ человека, не подготовленного к практической жизни. И таких людей много, как считал Дружинин: "По лицу всего света рассеяны многочисленные братья Ильи Ильича". По явление таких людей неизбежно при смене политико-экономических ориентиров в общественном развитии, когда "скептические колебания чистых душою людей перед практической безурядицей"11 даже необходимы.
Дружинин полагает даже, в отличие от Добролюбова, что наличие иных условий социальной жизни могли бы дать простор или толчок для деятельного развития благодатных
184
природных качеств Обломова: "Он дорог нам как человек своего края и своего времени, как незлобный и нежный ребенок, способный, при иных обстоятельствах жизни и ином развитии, на дела истинной любви и милосердия"12. Все то ценное, что есть в "голубиной" душе героя, и в самом деле может быть залогом возрождения к жизни, если не самого Ильи Ильича, то людей, сохранивших его положительные свойства. Впрочем, это вопрос будущего, Дружинин к нему не обращается. Однако для нас ясно, что обломовщина для критика это не знак расставания с оскудевшим прошлым, но та точка, от которой русскому человеку рано или поздно придется начинать свое движение к обновлению, к реализации того ценного и хорошего, что было и есть в русском православном человеке, но стеснено и даже убито, как у Обломова, судорожной сутолокой тех процессов, которые именуются социальным прогрессом.
В связи с этим уместно коснуться вопроса о том, как понимал Дружинин соотношение истинной литературы с общественным прогрессом, и вообще — со всем тем, что именуется практической стороной жизни.
Дружинин вовсе не отрицал этой сферы и не третировал ее, как казалось некоторым яростным противникам "артистической школы". Для Дружинина важно было определить действительные, а не воображаемые (устанавливаемые к тому же априорно), соотношения литературы и общественного прогресса. "Сильный поэт есть постоянный просветитель своего края, — пишет Дружинин, — просветитель тем более ценный, что никогда не научит худому, никогда не даст нам правды, которая неполна и со временем может стать не правдой" 13. Однако "правда", сообщаемая поэтом, истинным поэтом, не есть, по Дружинину, "руководство к действию", она не дает обществу и не должна давать "н а п р а в л е н и я (Разрядка моя. — Л. Щ.) для своей практической деятельности"14. Общество унизило бы художника, уподобило бы его игрушке для забав, если бы препоручило ему роль "какого-нибудь законодателя в сфере своих обыденных интересов"15.
Но что же в таком случае дает поэт обществу? "Веру и власть в делах своего в н у т р е н н е г о (Разрядка моя. — Л. Щ.) мира", нравственный урок, "самый сладкий из уроков в одно и то же время прочный и справедливый"16. Именно такой урок, по мнению Дружинина, преподнес обществу (и не только русскому!) И. А. Гончаров в романе "Обломов".
Таким образом, статья А. В. Дружинина позволяет нам не только взглянуть с иной стороны на характер всем известного хрестоматийного героя, но и глубже проникнуть
185
в замысел романа "Обломов". Замысел этот и сама обрисовка образа гораздо шире и полнее той социальный мерки, которая получила широкое хождение в исследованиях о И. А. Гончарове после революционных событий 1917 го да, да и теперь влияет на трактовку романа в школах и в вузе.