Кадзухико Савада
И. А. ГОНЧАРОВ И ЕГО ЗНАКОМЫЕ ЯПОНЦЫ В ПЕТЕРБУРГЕ
Как известно, в 1853 году И. А. Гончаров прибыл в Нагасаки в качестве секретаря при адмирале Е. В. Путятине, который был послан для открытия Японии. А роман И. А. Гончарова "Обрыв" оказал сильное влияние на роман японского русиста и писателя Фтабатэя Симэя1 "Плывущее облако" (1887—1889) — первое реалистическое произведение в японской литературе. Поэтому темы "Гончаров в Японии" или "Творчество Гончарова и японская литература" постоянно находится в поле зрения исследователей. Однако о знакомстве Гончарова с японцами в Петербурге известно мало. В предлагаемой статье я хочу рассказать о двух японцах, с которыми писатель был знаком и поддерживал дружбу в Петербурге.
80
I
Первый из них — Итикава Бункити родился 3-го августа 1847 года2 в Эдо3 и был старшим сыном в семье Итикава Канэнори, будущего профессора-германиста в Кайсэйдзё4. В 1860 году Бункити начал изучать там французский язык.
В 1865 году правительство сёгуната, приняв предложение российского консула в г. Хакодатэ на Хоккайдо О. А. Гошкевича, решило отправить студентов на учебу в Россию. Были отобраны шесть человек. Из них пять — сыновья вассалов сегуна в возрасте от 12 до 21 года. Эти юноши обучались в Кайсэйдзё и были непосредственно подчинены сегуну, а один — чиновник из г. Хакодатэ. В числе первых пяти и был Итикава Бункити. В то время в Кайсэйдзё существовало отделение русистики, но преподавателей еще не было. По всей вероятности, Канэнори хотел определить своего сына на должность преподавателя. На проводах, устроенных в честь Бункити, собралось 31 человек преподавателей Кайсэйдзё и 100 человек гейш. Каждый из преподавателей написал напутствие. Это были послания на голландском, английском, немецком или французском языках5.
Студенты отплыли из порта Хакодатэ на российском судне "Богатырь" 10-го сентября 1865 года, который через Гонконг, Сингапур, Батавию6, Кейптаун, остров святой Елены и английский порт Плимут прибыл во французский город Шербур. Далее путешествие продолжалось по суше через Париж и Берлин и 1-го апреля 1866 года будущие студенты добрались до Петербурга. Со дня отъезда из Хакодатэ прошло 214 дней.
II
Студенты пришли в Азиатский департамент министерства иностранных дел России и застали там японца по имени Татибана Косай. Как известно, в 1854 году корабль "Диана", на котором адмирал Путятин прибыл в Симода на полуострове Идзу, был разбит во время цунами и затонул. Русские моряки в сотрудничестве с японцами в деревне Хэда на Идзу построили шхуну "Хэда", на который Путятин вернулся на родину. А Татибана вместе с Гошкевичем на прусском торговом судне "Грета" тайно выехал из Японии и приехал в Россию. В 1857 году Гошкевич с помощью Татибаны опубликовал первый в мире японско-русский словарь "Варо цугэн хико". Русское имя Татибаны — Владимир Иосифович Яматов7. По рекомендации Гошкевича он поступил на службу в Азиатский департамент министерства иностранных
81
дел России как переводчик. А в 1870 году Татибана в первый раз начал преподавать японский язык на факультете восточных языков С.-Петербургского университета. Не исключено, что он познакомился с Гончаровым, но материалы, подтверждающие это мое предположение, пока не найдены.
У Гошкевича и Татибаны японские студенты обучались русскому языку. Они жили вместе в арендованном доме, куда приходил Гошкевич для преподавания русского языка. Однако эти визиты были не регулярны и занятия не систематические. Видимо, опека Гошкевича оставляла желать лучшего. Через месяц после приезда в Петербург был сделан их групповой фотопортрет, который хранится в Японии. Самый старший из группы чиновник Яманоути Сакудзаэмон (29 лет) делает надпись на русском языке:
"Где недостает простых сил, там пробегают (sic) к искуству (sic), когда немогут (sic) осуществовать (sic) чего (sic) в ближайшее время, то неупускают (sic) из виду в будущей дали, вот в чем заключается превосходство запада, вот что должны страться (sic) усвоить иностранцы.
Россия и соседнее и дружественное наше (sic) государство, можно ли нечувствовать (sic) ее влияния! Но Япония, хотя с сотворения мира и прошло более десяти тысяч (sic) лет, в первый раз посылает седа (sic) своих учеников. При таких милостях, имеющих вес горы, что можем мы сделать с нашим телом легким, как лист — остается толко (sic) в стыде о своей неспособноси, выразить это набумаге (sic).
1866 года, Японского Государа (sic) Кеиоо 2-й годе (sic) правления в 3-й луне в Русской столице Петербурге Японец Ямауци с почтеньем сделать (sic) эту падпись (sic)"8.
Хотя эти строки и не без грамматических ошибок, но сложность и искренность мысли, а также несомненное изящество слога вызывают восхищение. Кроме того, анализ стилистики текста указывает нам на те художественные образцы, по которым проходило обучение — голос позднего классицизма и просвещения звучит достаточно отчетливо. И еще — поразительно, как всего в нескольких строках Яманоути удивительно тонко, может быть даже незаметно для автора, проявилась специфика японского ассоциативно-природного мышления.
...Однако я уклонился от основного содержания статьи. Автор вышеприведенных строк Яманоути до отъезда из Хакодатэ немного занимался русским языком и в России его успехи были более значительными, чем у остальных его товарищей.
82
В 1868 году, т. е. на третьем году их пребывания в столице России в 3-м номере журнала "Современная летопись" появилась заметка "Японцы, обучающиеся в русском пансионе", где сообщалось:
"Петербургский корреспондент Русских Ведомостей пишет, что в Петербурге, в мужском пансионе Целовского, обращают на себя внимание пять японцев, весьма знатных фамилий, которые уже 3 года воспитываются в этом заведении. Старшему из них 22 года, он женат, но жена его осталась в Японии. Все они помещены на полном пансионе и платят за свое содержание и за слушание лекций по 1500 руб. каждый. В течение трех лет они, по словам корреспондента, сделали огромные успехи и уже весьма свободно объясняются по-русски, показывая большие способности к наукам; особенное пристрастие имеют они к предметам, относящимся до всех отраслей естественной истории. Они готовятся для поступления в наши русские специальные заведения, один из них поступает в Медико-хирургическую академию, другой в Горный институт, третий в Институт инженеров путей сообщения"9.
В заметке число японцев — "пять", поскольку в это время Яманоути уже вернулся на родину. А тот, кто поступает в Горный институт, — это как раз Итикава.
Однако их мечта о поступлении в русские специальные заведения не осуществилась, поскольку двое из них были слишком молоды и кроме того, все студенты не достаточно владели русским языком, чтобы понимать лекции по-русски. В 1867 году болезненный Яманоути вернулся домой, а в следующем году одновременно с падением правительства сёгуната за ним последовали еще четыре человека. Таким образом командировка японских студентов в Россию не принесла почти никаких плодов.
III
Однако Итикава остался в Петербурге и, по рассказам Судзуки Ёдзабуро, будущего своего ученика в Токийской школе иностранных языков, Путятин взял его к себе на попечение. Путятин был знаком с отцом Итикавы Канэнори. В 1853 году, когда русский посол прибыл в Нагасаки, Канэнори работал переводчиком в Эдо в астрономической обсерватории и перевел с голландского языка на японский письмо Путятина10. Также в 1858 году, когда Путятин прибыл на корабле "Аскольд" в порт Канагава для заключения русско-японского торгового договора, Канэнори сопровождал японскую делегацию и посетил русское судно. Будучи
83
знакомым с Канэнори, Путятин, по всей вероятности, ока зал покровительство и его сыну.
Итикава, по словам уже упомянутого Судзуки, обучался русскому языку, истории и математике у Гончарова и трех других русских11. С писателем Итикаву познакомил, по всей вероятности Путятин или Гошкевич. Кстати, изучать русский язык Итикаве посоветовал бывший директор Кайсэй-дзё Кога Кинъитиро через отца Канэнори. Во время пребывания Путятина в Нагасаки самый выдающийся в то время японский конфуцианец Кога в качестве одного из четырех японских полномочных принимал участие в переговорах с русским послом. Кога упоминается во "Фрегате "Паллада":
"Четвертый (Кога — К. С.) — средних лет; у него было очень обыкновенное лицо, каких много, не выражающее ничего, как лопата. На таких лицах можно сразу прочесть, что, кроме ежедневных будничных забот, они о другом думают мало"12.
Чувствуется незримая нить в истории.
В противоположность Яманоути Итикава питал к России симпатию. Он бывал в светском кругу, и ему, вероятно, помогало знание французского языка. Итикава вступил в гражданский брак с русской женщиной по фамилии Шевырева (или Швилева)13. В 1870 году у них родился ребенок: Александр Васильевич Шевырев (или Швилев), который впоследствии стал дипломатом и служил генеральным консулом в Афганистане и в Персии. В 1869 году японское новое правительство Мэйдзи, сменившее правительство сёгуната, утвердило Итикаву студентом, отправленным Министерством иностранных дел в Россию.
IV
В 1873 году Итикава вернулся в Японию. Он прожил в России около восьми лет. По приезде он начал преподавать на отделении русского языка в Токийской школе иностранных языков, основанной как раз в 1873 году. Т. е. цель его поездки в Россию, по крайней мере цель его отца, была достигнута. В 1873 же году Итикава женился на японке. А в следующем году он был назначен на должность второго секретаря Министерства иностранных дел Японии и сопровождал чрезвычайного и полномочного посла Японии Эномото Такэаки в Петербург. Там Итикава как переводчик принимал участие в переговорах по поводу русско-японского договора об обмене Сахалина на Курильские острова, который был заключен в 1875 году. Во время пребывания в Петербурге, по всей вероятности, Итикава встречался с матерью
84
и сыном Шевыревыми (или Швилевыми). Возвращались посол и сопровождавшие его лица через всю Россию, и с июля по сентябрь 1878 года на двух тарантасах с восемью лошадьми они проехали от Петербурга до Владивостока 10500 километров за 66 дней.
В следующем, т. е. 1879 году Итикава снова вернулся к преподаванию в Токийской школе иностранных языков. Он был учителем студента Фтабатэя Симэя, который впоследствии познакомил японских читателей с произведениями Гончарова. Какая счастливая игра случая! Поскольку любимой книгой Фтабатэя был "Обрыв"14, то он, должно быть, слышал от Итикавы о русском писателе. Но, по воспоминаниям Судзуки, Итикава из-за долгого пребывания в России забыл японский язык, а что касается русского, то зная язык, он был плохо знаком с литературой. Например, общаясь с Гончаровым, он никогда не читал "Обломова"15.
Однако в оправдание Итикавы надо сказать, что в то время в Японии образование означало изучение китайской науки. А Итикава в своей жизни ею мало занимался, может быть, потому, что его отца интересовали больше европейские науки. В 1885 году Токийская школа иностранных языков была закрыта, и в следующем году Итикава в качестве переводчика сопровождал начальника управления освоением Хоккайдо Курода Киётака, который поехал через Сибирь в Европу и Америку.
По возвращении на родину Итикава оставил надежды на официальную карьеру и прожил последние 40 лет своей жизни в уединении на полуострове Идзу. Полагаю, что как вассал сегуна, он питал невыразимую ненависть и презрение к высшим чиновникам нового правительства Мэйдзи. Итикава знал петербургское блестящее светское общество второй половины XIX века и для него карьера в японском обществе эпохи Мэйдзи не имела значения.
Итикава материально поддерживал своего русского сына. Тот впоследствии два раза приезжал в Японию и виделся с отцом16. В 1887 году, когда старшая дочь Путятина Ольга прибыла в Японию для лечения, Итикава отнесся к ней с заботой и дал ей приют. Он близко общался с Татибана Косай, который вернулся в Японию в 1874 году, и щедро оказывал ему всевозможную помощь. После революции 1917 года в России Итикава помогал русским эмигрантам, собиравшимся на улице Гиндза, главной улице в центре Токио. Он умер 30 июля 1927 года в возрасте 81 года. Его библиотека в настоящее время хранится в Токийском институте иностранных языков.
85
V
В 1984 году профессор В. И. Мельник опубликовал статью "Незабываемая "Паллада"17. Во второй половине статьи, переведенной на японский язык18, автор касается отношений Гончарова с японским полномочным Кавадзи Тосиакира, вечного интереса писателя к стране восходящего солнца и японцев, которые могли бы быть знакомы с ним. Там профессор В. И. Мельник знакомит читателей с неопубликованным письмом Гончарова к А. Ф. Кони от 14-го августа 1887 года19, и устанавливает тот факт, что японец по имени "Андо" общался с писателем. Можно сказать, что это открытие.
Прежняя секретарь Гончаровской группы в Пушкинском доме госпожа А. В. Романова любезно послала мне копию этого письма, которое далее цитирую. Письмо было отправлено из Гунгербурга (Усть-Нарва), где Гончаров отдыхал летом 1887 года.
"Японских посланников я знал всех, какие у нас были, и даже познакомился с женою одного из них — все это у Посьета. Один из посольства, Андо-сан (г-н Андо — по-нашему), говорящий отлично, изящно, со всеми утонченностями языка, по-русски, уезжая на год в Японию, взял с собой "Фрегат "Паллада", для перевода на японский язык. Конечно — я с радостью приду к Вам познакомиться с японцем."
Посьет на "Палладе" плавал в чине капитан-лейтенанта и состоял для особых поручений при Путятине. По возвращении домой он служил министром путей сообщения. В воспоминаниях о Гончарове Кони записывает:
"И этот же, как он сам себя называл, "угрюмый нелюдим" бывал жив, остроумен и даже весел, когда оставался вдвоем или в самом небольшом кружке. Таким я помню его во время долгих прогулок по берегу моря на Рижском штранде и в Усть-Нарве, когда прелесть его ярких воспоминаний и рассказов заставляла его спутника забывать свою усталость. Между этими воспоминаниями было много таких, которые не вошли во "Фрегат "Палладу"20.
Процитированное письмо, вероятно, является продолжением воспоминаний Гончарова во время таких прогулок.
В конце своей статьи профессор В. И. Мельник задает вопрос:
"Кто же был этот Андо-сан, взявшийся за перевод, но по каким-то причинам его не выполнивший? Этот вопрос остается пока без ответа"21.
Ниже я попытаюсь ответить на этот вопрос.
86
VI
"Андо-сан", т. е. Андо Кэнсукэ родился 1-го января 1854 года в семье самурая княжества Тоса22. Сначала он изучал китайские науки в школе княжества. В 1872 году Андо приехал в Токио и начал изучать русский язык в Православной духовной семинарии23. В 1874 году он стал студентом отделения русского языка в Токийской школе иностранных языков, но в следующем году, после ссоры с директором и членами правления школы, был исключен из школы.
В 1876 году Андо поступил на работу в министерство иностранных дел Японии и был командирован на Сахалин в японское консульство в Корсакове в качестве стажера. В 1878 году началась его служба в японском посольстве в Петербурге. Одновременно с работой в посольстве Андо в качестве вольнослушателя посещал лекции по политике и правоведению в Петербургском университете. Русским языком он владел великолепно. Слова Гончарова подтверждает и написанное об Андо в первом томе "Биографического словаря профессоров и преподавателей Императорского С.-Петербургского университета":
"Русский язык изучил он настолько хорошо, что говорил и писал на нем совершенно свободно и даже изящно"24.
Почему Гончаров в своем письме к Кони, знаменитому юристу, упомянул об Андо? По всей вероятности, одна из причин состоит в том, что писатель знал предмет специального изучения японца. С 1881 года до конца 1884 Андо в качестве вольнонаемного преподавателя безвозмездно читал японский язык и упражнял студентов в китайской каллиграфии на факультете восточных языков Петербургского университета, за что и был награжден орденом Станислава 2-й степени. Приведем список его работ, написанных по-русски:
Очерки Кореи по японским источникам ("Морской сборник", 1882 г., кн. июньская, № 6).
Очерки истории японского уголовного права и судопроизводства. Перевод с японского Андо. Издано по рас положению импер. японского посланника в С.-Петербурге г. Ханабуса. СПб., 1885.
1-й лист японской хрестоматии писанный (азбукой) катаканой и тексты. (В 1-м томе китайской хрестоматии проф. В. П. Васильева)25.
В 1885 году Андо возвратился в Японию и в следующем году поступил на службу в министерство иностранных дел. А в 1887 году он стал прокурором, принадлежащим министерству юстиции, и служил в судах в городах Нагоя и Гифу.
87
С 1891 года Андо служил старшим прокурором в окружных судах городов Маэбаси, Кумамото и Екогама. В 1896 году он был губернатором префектур Тояма, Тиба, Эхимэ, Нагасаки и Ниигата, а затем — мэром городов Ёкогама и Киото. В 1903 году Андо был избран в палату представителей — нижнюю палату японского парламента.
В 1902 году в Токио было создано "Японско-русское общество". Цель общества состояла в том, чтобы стремиться к лучшему взаимопониманию между Японией и Россией и процветанию японо-русской торговли в критический момент перед началом Русско-японской войны. Президентом общества был Эномото Такэаки, а Андо — одним из консультантов.
Андо умер 30-го июля 1924 года в Токио в возрасте 71 года. Интересно, что и первый персонаж нашей статьи скончался в этот же день, но тремя годами позже.
VII
К сожалению, Андо не исполнил обещание, данное Гончарову перевести "Фрегат "Паллада" на японский язык. Он отлично владел русским языком, но его интересовал закон и политика, а не литература. Отрывок из двух глав "Русские в Японии" в очерках путешествия в первый раз был переведен на японский язык в 1898 году26, а полный перевод двух глав и главы "Через двадцать лет" был опубликован в 1930 году27. "Фрегат "Паллада" полностью еще не переведен на японский язык.
Еще одна деталь: в 1882 году японский принц Арисугава-но-мия Тарухито для присутствия на церемонии коронации Александра III посетил Петербург, и, узнав о занятиях русских студентов японским языком в Петербургском университете, преподнес университету примерно 3500 экземпляров японских книг из своей библиотеки. О занятиях японским языком принцу рассказал Андо28. На основе этой библиотеки Арисугавы факультет восточных языков Петербургского университета выпустил таких японоведов всемирного значения, как Конрад, Невский и Елисеев.
С ноября 1904 года Андо служил губернатором префектуры Эхимэ на острове Сикоку. В то время шла Русско-японская война. В 29 лагерях по всей Японии находились русские военнопленные. Их общее число составляло 72408 человек. Самый большой лагерь был в городе Мацуяма (префектура Эхимэ) — в нем содержалось 6019 военнопленных. В 1899 году в Гааге в Нидерландах был заключен международный договор, который подписали и Россия, и Япония. Договор
88
требовал гуманного обращения с военнопленными во время войны. Япония соблюдала договор добросовестно. С этой целью и Андо, знаток России, был назначен на должность губернатора префектуры Эхимэ.
Японцы часто навещали русских военнопленных. Военнопленные пользовались значительной свободой: они отправлялись в экскурсии, занимались обувным и замочным производством, преподавали друг другу русский и польский языки в школе, открытой в лагере. Даже зарождалась любовь между военнопленными и японскими девушками29.
В заключение отвечу на еще один вопрос профессора В. И. Мельника, прозвучавший в упоминаемой выше статье: "И кто тот японец, познакомиться с которым собирался писатель в 1887 году в доме Кони?"30. Это, по всей вероятности, Ниси Токудзиро (1847—1912), который в 1886 году прибыл в Петербург в качестве японского посла. Однако состоялась ли его встреча с Гончаровым или нет, к сожалению, пока неизвестно.
Приносим благодарность преподавателю университета Сайтама Алле Викторовне Хамано.
90